Потерянный рай
«Двое из них далеко превосходили всех остальных благородством форм, высоким и прямым станом, прямым как у богов; облеченные врожденным достоинством, в наготе, полной величия, они казались владыками всего окружающего и были достойны этого. В их божественных взорах отражался образ их Великого Творца, истина, мудрость, святость строгая и чистая, заключающаяся в истинной сыновней свободе. Два эти создания были неодинаковы; их отличал разный пол; мужчина сотворен был для мысли и силы, женщина — для нежности и кроткой, очаровательной прелести; он — для Бога только, она — для Бога, но в нем, своем муже. Высокое чело мужчины было прекрасно; величественный взгляд его выражал неограниченное господство; его черные, подобные гиацинту, кудри, разделенные посередине лба, гордо падали, подобно гроздям, на мощные плечи, но не опускались ниже. Волосы женщины рассыпались золотыми волнами, как покровом окутывая весь ее тонкий стан; прихотливые кольца их вились, словно усики виноградной лозы — символ зависимости, но зависимости добровольной; она с стыдливой покорностью подчиняется кроткой власти, с женственной гордостью и нежным сопротивлением замедляя желанную ласку. Никакие их тайные части не были скрыты; виновного стыда еще не существовало тогда, стыда, позорящего создания Природы. О стыд, дитя порока, сколько бед нанес ты человечеству под личиной непорочности! Ты лишил человека величайшего блага его жизни — простоты и чистой невинности.
Счастливая чета ходила в Раю нагой, и в своем неведении зла не избегала взоров ни Бога, ни Ангелов; так ходила рука в руку чета, прекраснее которой никогда с тех пор не соединяли объятия любви. Адам был красивейший из всех мужей, родившихся впоследствии, его сынов; Ева — прекраснее всех своих дочерей. В прохладе светлого ручья, под тенью деревьев, нежно шептавшихся между собою, оба сели на зеленой лужайке. Работа в их чудном саду утомляла их лишь настолько, чтобы окончив свой труд, они еще более могли наслаждаться прохладой Зефира, чтобы сладость отдыха была для них еще слаще, и утоление жажды и голода еще приятнее. Они вкушали за своей вечерней трапезой нектарные плоды, которые услужливо наклонялись к ним гибкими ветвями, в то время как они, полулежа, отдыхали на мягком пуху зеленого ложа, усеянного цветами. Мякоть душистых плодов служила им пищей, а твердой кожурой черпали они воду из светлого ручья. Не было при этом недостатка ни в нежных разговорах, ни в милых улыбках, ни в невинных шутках, как свойственно молодой, прекрасной паре, соединенной в счастливом брачном союзе и остающейся с глазу на глаз, как они.»