Происхождение христианства
Облик Иисуса в посланиях
Если в Окровении ещё не говорится о существовании Иисуса, то в посланиях Павла облик мифического сына божьего начинает приобретать человеческие черты, хотя и здесь нет ещё и в помине расцвеченного псевдоисторическими подробностями евангельского мифа. В ранних посланиях отмечается, что Иисус «…родился от жены» (Послание к галатам, IV, 4), «…умер за грехи наши… воскрес в третий день» (Первое послание к коринфянам, XV, 3,4). В Первом послании к фессалоникийцам (II, 15) впервые формулируется обвинение иудеев в убиении Иисуса. Однако во всех посланиях всё ещё отсутствуют какие-либо изречения Иисуса, которыми полны канонические евангелия. Отсутствие в посланиях подробностей евангельского жизнеописания и приписываемых Иисусу высказываний неоспоримо доказывает, что евангельский миф находился тогда лишь в процессе становления.
Иисус в сочинениях Юстина
Одну из заключительных стадий формирования мифа о Христе можно проследить у апологета Юстина. Его сочинения (Апология и Разговор с Трифоном-иудеем) датируются, как было указано, примерно 150 г. В христианской литературе он имеет прозвище «Философ»; об уровне философского мышления Юстина лучше всего свидетельствует его заявление: «Пророки выше философов, они говорили духом святым. Они не пускались в доказательства, ибо они выше всякого доказательства. Они заслуживают веры ради чудес, которые совершили» (Апология, I, 7).
Юстин ещё не знает канонических евангелий, но ссылается на сборник Изречения Иисуса (Апология, I, 14), из которого, очевидно, черпали свои сведения евангелисты. Кстати сказать, сборники изречений Иисуса, так называемые Логии, были широко распространены среди христиан и в III в., уже после создания канонических евангелий. Характерно, что некоторое число этих изречений не было включено в евангелия. Биография Иисуса у Юстина во многом совпадает с евангельской, но в очень многом и расходится с ней. Юстин не знает ещё родословной Иисуса; последний изображён у него как извечное существо: «бог родил из себя самого некую разумную силу, имеющую много названий: Сын, Ангел, Господь, Слово» (Разговор с Трифоном-иудеем, 61). Юстин не решается судить иудео-христиан, которые «захотят жить по закону Моисееву, но вместе с тем уверуют в этого Иисуса распятого» (там же, 4). Но вместе с тем он уже подробно говорит о различных христианских таинствах, в частности о таинстве причащения. Отмечая близость некоторых христианских таинств с обрядами митраистов, Юстин видит в этом, вопреки истине, не заимствования от митраизма, но лишь козни злых демонов (Апология, II, 66). Он формулирует также, правда в неразвёрнутом виде, символ веры. Таким образом, впервые у Юстина христианство появляется перед нами в качестве религии, обладающей своей догматикой, символом веры и обрядностью. Оставался один шаг до того, чтобы окончательно освятить все эти положения авторитетом «богодухновенности». Этот шаг был сделан вскоре после Юстина в новозаветных евангелиях.